[nick]naomie p. wolf[/nick][status]life is soup, I am fork[/status][icon]https://i.imgur.com/nVxiFZr.png[/icon]
i. do my dark circles and deteriorating health make me look hot
- ничто живое не хочет быть одиноким, - резюмирует Бехдад, её тон слишком въедчивый, слишком чопорный, слишком фальшивый.
губы Робин кривятся в подобие улыбки, но по-привычке перевоплощаются в оскал.
с наигранной ленцой она интересуется,
- а кто сказал, что я одинока?
корку мозга царапает, а кто сказал, что я - что-то живое?, но быстро исчезает в бездне сознания, как и всё остальное, о чём она запрещает себе думать.
она молчит на протяжение оставшихся девятнадцати минут.
ii. my mother cried the day I was born because she knew she would never be better than me
она не всегда была одна.
в последнее время ей всё чаще приходится напоминать себе об этом.
Каллум родился всего на четыре минуты позже.
4 минуты 17 секунд.
аккуратный почерк матери вывел эти цифры на тыльной стороне каждого детского фотоснимка, где они с Каллумом вместе.
4 минуты 17 секунд.
вот как долго Робин была совершенно одна.
(они родились раньше срока, до финишной прямой оставалось ещё шесть недель.
она весила два килограмма триста грамм, он - всего кило девятьсот.
её забрали домой первой.
прецедент был заложен.)
дом должен вмещать в себя жизнь, чтобы быть домом, в этом его предназначение.
без этого дом - лишь брёвна, стекла и камни, уложенные в соответствии с чьими-то требованиями и вкусом.
домом его делают люди.
(её мать - это мутная фигура за запотевшим стеклом памяти, скользкие воспоминания французских духов и светлого голоса, едва ощутимых прикосновений и моря слов, но не самого человека, не самой любви.
Робин часто думает о том, что если предназначение дома - быть обжитым, то предназначение жильцов дома - это заполнить все промежутки между стенами воспоминаниями и собой. в ответ же, ей кажется, дом сможет заполнить пустоту в каждом, кто признает в нём свой приют.
она не очень хорошо помнит свою мать, но отчетливо помнит её чужесть, её инородство, её несовместимость с местом, которое Робин называет "отцовский дом".
а дом, в ответ, воспринял отречение матери в штыки: он заразил её тело, её мысли, всё пространство вокруг её существа пустотой и мраком, медленно метастазируясь в кошмары.
она не очень хорошо помнит свою мать, но она хорошо помнит вой и прозрачную молочную пленку затмившую глаза её матери.
она помнит всё то, что ей нужно помнить.)
iii. we are gathered here today because SOMEBODY couldn’t stay alive
им семь.
- слушайте меня оба внимательно, - говорит отец, - очень внимательно, поняли? ваша мать мертва. её нет. она больше не с нами.
они сидят перед горящим камином, но в комнате всё ещё зябко и сыро. он переводит взгляд с Каллума на Робин и обратно; ни один из близнецов не реагирует на его заверения. им слишком холодно.
он продолжает,
- Каллум, я хочу, чтобы ты игнорировал всё, что тебе говорит твоя сестра. Робин, я хочу ты перестала пугать своего брата. её здесь нет. её нет в этом доме, нет в этом городе, нет в этом мире. я хочу, чтобы вы оба повторили за мной, мама мертва.
- мама мертва, - говорит Каллум, слишком тихо, но без промедления.
отец смотрит на неё настороженно и выжидающе.
- мама мертва, - скрепя сердцем и зубами выдавливает Робин, но отец доволен и такому. по крайней мере ей так кажется: твёрдая черта его губ смягчается и он откидывается на спинку кресла.
он говорит,
- хорошо.
Робин кажется очень любопытным, что он не сказал ей перестать врать. это, думает она, доказывает, что он тоже её видел.
по ночам дом оживает.
целый год после она просыпается посреди ночи и слушает шарканье чужих шагов и чьё-то завывание на первом этаже. она не верит, что её мать мертва, но знает, что дом - куда живее, чем мать.
иногда она вставаёт, подходит к полуприкрытой двери и остаётся стоять. страх неизведанного парализует. мгла коридора манит и грозит поглотить её целиком, но она, как и дом, всё ещё жива. мрак ещё не поглотил её.
- пока ещё нет, - с опаской шепчет она Каллуму.
затем он поглощает Каллума.
(на уроке биологии их используют в качестве примера. разнояйцевые близнецы, объясняет учительница им, являются дизиготными.
- однояйцевые близнецы формируются из одной яйцеклетки, но вы двое всегда были отдельными, совершенно индивидуальными существами. разве это не здорово? - с излишней одушевлённостью заключает учительница.
с годами Робин со всё большим скептицизмом возвращается к этому воспоминанию.
если они действительно были отдельными, совершенно индивидуальными существами, так почему же ей всегда недостаёт его, как ампутанту недостаёт отнятой конечности?
почему тогда его отсутствие отдаётся в ней ежесекундной фантомной болью?)
iv. depressed but this pussy is still wet? explain that scientists
отныне жизнь делится на "до" и "после".
"после" - это старшие классы, SATs, полицейская академия, программа подготовки кадров, кадет, значок офицера, детектив.
где-то на чердаке валяются восемь дипломов, десять трофеев, две медали и наградная лента со словами "for keeping drugs off our streets".
её новая квартира - 62 квадратных метра голых стен, обшарпанный паркет и сломанный затвор на балконной двери.
её почти никогда не бывает дома, но по возвращению её здесь ждёт двуспальная кровать и мозаика трещин на дне акриловой ванны, микроволновка и три бутылки водки в морозильнике, засохший кактус и розовый вибратор в ящике ночного столика. в сливном бачке хранится неприкосновенный запас Викодина, Оксикодона и Авинзы, а подле настенной ключницы висит пожарный топор и бита. в её холодильнике всегда есть батареи, в кухонном шкафу - фильтры для кофеварки, в туалетном столике - презервативы. она идеально вписывается в пейзаж одинокого пластмассового стула, плотно закрытых жалюзи и сопливого крана над раковиной. ей идёт всё раздробленное и разлагающееся, запах горьких духов, вуалирующий стойкий дух перегара и табачного дыма, прокуренный голос, переходящий в хриплый смех, вкус въевшегося в кожу трёхдневного пота, шестого за час энергетика и трёх слоёв тигровой мази.
уродливые кирпичи её характера и привычек воздвигли в ней целый бастион изоляции и отрешённости от внешнего мира, от всего, что "не-полицейский-участок" и "не-Блэкмор".
существование вне экологической ниши криминальных сводок стало невообразимым.
(за семнадцать лет службы она трижды теряет свой полицейский значок, дважды служебный пистолет, раз пятнадцать не может вспомнить где парковала патрульный автомобиль.
Пит качает головой, говорит,
- тебе нужно сбавить обороты, - но не настаивает и не сдаёт капитану.
за семнадцать лет службы она ни разу не меняет партнёра.
они никогда не говорят об этом.)
ей двадцать шесть.
вторая пуля задевает шею.
Пит хрипит,
- харэ ныть, Вуд, это всего лишь царапина, - но его руки плотно прижаты к рассечённой ране на шее, и из под них всё равно сочится кровь.
она пытается вздохнуть, раз, второй, третий, но он всем своим весом придавил её дыхательные пути.
его рукава, её сорочка, всё вокруг... всё запачкано её кровью.
скорая едет к ним двадцать минут.
через месяц, с крутым шрамом поперёк стороны шеи, она скажет,
- спасибо, что... ну ты понял, - и попытается забыть.
(она попытается, но врачи начнут бросаться непонятными словами, как "гипертрофический рубец" и "гидрокортизон", и Робин разозлится и перестанет ходить на осмотры.
она попытается, но больше не сможет кончать без стиснутых пальцев вокруг своей шеи, без острого ногтя проникающего в побледневший шрам.)
ей двадцать восемь.
вторая пуля проходит через твёрдый пластмасс детского шлема, мягкую кость детского черепа и серую массу детского мозга.
стоящий подле неё Пит опустошает всю обойму в фигуру в чёрной толстовке и попадает целый один раз.
после, судмедэксперт извлечёт из трупа шестилетнего её пулю и Робин будет молчать.
на суде судмедэксперт даст ложные показания и Пит подмигнёт ей.
Робин не боится тюрьмы, слишком уж дурна, чтобы бояться, но не увидит смысла в наказание.
Пит скажет,
- от тебя больше толку здесь, чем там, - и она согласится.
в этот раз она не попытается забыть.
ей тридцать один.
их отношения подвергаются метаморфозу.
её не покидает ощущение того, что кто-то закинул её любимый свитер в сушильную машинку и свитер сел, и как бы она теперь его не растягивала, он больше никогда не будет прежним. но она всё дёргает и тянет его, всё в надежде, что может быть, может быть...
Пит женится в июне.
в августе, после эскалации конфликта с КНДР, они трахаются в мужском туалете на шестом этаже.
- это не измена, если мы все в получасе от смерти, - говорит она, застёгивая молнию на брюках.
- к тому же, ты был моим задолго до того, как стал её.
Пит подаёт заявку на смену партнёра, но срабатывает закон Мёрфи.
очередное ранение, в этот раз в библиотеке.
скорая приезжает ещё до того, как оператор 911 кладёт трубку.
Пуля попавшая в Пита оставляет массивную дыру в его плече, пуля попавшая в Робин лишает её селезенки.
после, оба хвастаются своими новыми шрамами и обоим не терпится выйти на работу.
вопрос смены партнёра снимается с повестки дня на неопределенный срок.
(где-то на чердаке валяется и "до": ящики с семейными альбомами, детскими игрушками, поеденные молью шубы, фотография с сильно изношенными краями, увековечившая её последнее пребывание в отцовском доме, воспоминания о прошлом, в которое ни в коем случае нельзя возвращаться.
старые призраки.
Пит, всегда сующий нос не в свои дела, говорит,
- никто не вечен, даже твой отец, - и смотрит на неё бдительно, как смотрит на свежий труп.
она хочет рявкнуть, но вместо этого тихо объясняет,
- мой отец, этот дом, даже миссис Грей - они все моё прошлое, - она крутит в руках сигарету, от желания закурить чуть дрожат пальцы, - видеть их в своём настоящем - это все равно что откапывать трупы самых близких людей и показывать им свой собственный труп.
Пит молчит с минуту-другую, внимательно обдумывает свой контраргумент, в конце концов выдаёт,
- но ведь наверное, приятно, что твой труп поцелее?
она больше не смотрит на него.
- да он такой же, - заключает она, и закуривает.)
v. how is piracy bad? it’s sharing. and sharing is caring
- ты же сказал, что уже сдал всё в улики?
мешочек белого порошка в руках Пита вызывает двойственные чувства: с одной стороны, ребёнком она всегда мечтала стать хорошим копом, чтобы папа гордился и совесть не грызла, с другой - пять грамм кокса нынче стоила дороже совести.
- большинство. не всё.
ей нравится эта особенность Пита искать и находить технические лазейки, особенно когда он выглядит очень довольным собой.
Робин прикидывает в уме, что если перепродать пять грамм за восемьдесят три зелёных за грамм, то бОльшая часть медицинских расходов за 2021-ый год будет оплачена, и ей не придётся снова продавать кровь и яйцеклетки.
резко подаваясь вперёд, она перехватывает мешочек у него из рук.
- дай сюда!
- эй! - он не сразу понимает что произошло, потому что уже навеселе.
у трезвого Пита она бы хрен что увела из под носа.
- если шериф об этом узнает, то я сдам тебя с потрохами, - не столько угрожает, сколько предупреждает Робин.
полицейская лояльность - штука странная. если он убьёт кого-нибудь, то ей и в голову не придёт сдать его, а вот кража кокаина из отдела улик - это настолько тупо, что даже не заслуживает её лояльности.
довольная ухмылка растягивается на лице Пита.
- а кто, по-твоему, научил меня таскать дурь из улик?
Робин щурится, смиряет его оценивающим взглядом. она никогда не верит тому, чего не видела своими глазами.
- в любом случае, если что-то пойдёт не так, то на растерзание волкам брошен будешь ты.
он поднимает обе руки и кивает.
она падает на стул напротив него, бросает ему мешочек с пудрой и хлопает себя по коленям.
- ты работать сегодня будешь?, - задаётся она явно риторическим вопросом, потому что видно, что нет.
она берёт верхнюю папку со стопки со документами, уликами и фотографиями с места преступлений и начинает листать файлы; он свёртывает мелкую купюру в тугую трубку.
- на свидание собралась? - безразличным тоном интересуется Пит, кивком указывая на распущенные волосы и сорочку если не первой, то хотя бы второй свежести.
- работай, давай, - вяло огрызается Робин, и кидает стопку свидетельских показаний на его стол.
кокаин на ручном зеркальце укладывается в четыре тонкие линии;
она опаздывает на свидание ровно на 40 минут.
